– Это на сколько сил хватит, – вздохнула Шэсс. – Постарайтесь уж, господин волшебник. Пожалуйста. Нам тут лишняя слава совершенно ни к чему.
– Хорошо, – согласился Шон. – Будь по-вашему.
– Храни тебя светлые небеса.
Шэсс коснулась его щеки теплыми губами, Ириен взмахнул на прощание рукой, к нему присоединились Итан и Гала, и все встречные низинцы спешили поклониться колдуну и настоящему герою, детишки бежали следом до самого леса. У многих штанишки держались на драгоценных нефритовых пуговицах.
А упыря Шон победил и развоплотил, заодно разыскав и уничтожив гнездо шчури – твари ядовитой и вредной и снискав заслуженную славу спасителя Выселок. И обещание свое, данное кузнецу из Низин, сдержал. До самой весны, покуда в Твердыню не явился сам Итан из Канкомара, Архимаг из Круга Избранных. Ему Шон врать не смог бы, даже если бы сильно захотел…
Утро выдалось морозное и такое тихое, что звон от ударов заступом по промерзшей земле разносился на всю округу. Ириен начал копать еще затемно, но дело двигалось медленно, и яма, казалось, не становилась глубже. Как назло, ближе к полудню пошел снег, сухой и мелкий, как песок, поднялся ветер, и копать стало еще тяжелее.
Помогать эльфу никто не торопился. И не потому, что низинцы ленились. Одна половина деревни уже лежала на жальнике, а вторая половина едва ноги за собой тягала после болезни. Только у Ириена и остались силы, чтобы выкопать могилу для своей маленькой соседки. Родители Лукки умерли, а она долго боролась, находясь на грани жизни и смерти, но все равно ушла к Милостивому, как ни старалась, как ни выхаживала ее Джасс. Девочка умерла, Джасс сама заразилась и заболела, а Ириену пришлось хоронить несчастного ребенка. Он оставил Итана присматривать за женщинами, а сам завернул малышку в холстину и отнес на разросшееся за последний месяц кладбище.
Бум-бум-бум – стучали комья земли, ветер выл, и косы Ириена превратились в две ледяные твердые палки, молотящие по спине при каждом движении. Но эльф копал и копал, заставляя себя не думать ни о чем, поддерживая усилием воли сверкающую пустоту в голове, потому что, когда он начинал думать, накатывало такое отчаяние, какого он не испытывал с тех пор, когда считал Джасс мертвой. Глупо было бы надеяться, будто жизнь на краю земли окажется легкой. Они с Джасс не питали иллюзий с самого начала. Пожалуй, эльфу даже нравилось. И тихая размеренная жизнь, и безвестность, и достоинство его серьезного ремесла, и вид горных вершин Ши-о-Натай из окна спальни. Все, кроме людского любопытства, людских хворей, людской хрупкости.
Проклятую болезнь привез из Твердыни сын старосты, и никто из односельчан не заподозрил ничего худого от обычной простуды, которая быстро превращалась в сжигающую лихорадку и воспаление легких. Травы не помогали, от целебного козьего жира толку оказалось мало. Знахарка умерла в числе первых. Эльфу оставалось только кусать себя за локти от досады на собственную беспомощность. Его, как водится, никакая зараза не брала, людям же защиты не имелось. И Джасс тоже слегла с жаром. Он потерял счет бессонным ночам, сменяемым беспросветными днями, молитвам богам и проклятьям им же, лечебным отварам, мокрым тряпочкам на пылающем лбу Джасс, прежде чем в болезни наступил долгожданный перелом и жена пошла на поправку.
Яма получилась достаточно глубокая, чтоб ее не разрыли звери, удовлетворенно решил Ириен, оценив свои труды. Он отложил заступ в сторону. Снег полностью залепил мертвое лицо Лукки и не таял. Пришлось посиневшими пальцами счищать его, невольно касаясь твердых деревянных щек девочки. Ее мать была родом откуда-то с юга, и Лукка унаследовала смуглую, как у орки, кожу, кудрявые темные волосы и огромные карие глаза. Из нее могла вырасти настоящая красавица – королева сердец всего приграничья.
Теплая капелька скатилась по ее лбу.
«Неужели это я?» – подумал Ириен, недоверчиво потрогав собственное лицо, мокрое от слез.
«Ты плачешь, Ириен».
Он повернулся, чтоб увидеть ее. Серое платьице, босые ноги, бледные губы… Ей никогда не будет холодно, даже на самом страшном морозе, какие бывают ночами, там за рекой, на снежных склонах гор.
«Зачем ты пришла, Госпожа?» – впервые за многие-многие годы испугался он. До предательской дрожи в коленках, до ледяного пота, до темноты в глазах. Не за себя испугался.
«Давно не виделись, – спокойно сказала она. – Не бойся меня, пожалуйста. Я не за тобой. И не за твоей любимой».
Ириен перевел взгляд на мертвую девочку и едва не вскрикнул. Она была так похожа… похожа на Джасс. Где начиналось сходство и где оно заканчивалось, он понять никак не мог. Закрыл руками глаза, стараясь отогнать видение, затем открыл. Нет, нет никакого сходства между ними. Люди вообще мало похожи друг на друга.
«Но ведь рано или поздно это случится. Ты должен помнить об этом».
«Я не хочу помнить. Она для меня – все!»
«Значит, ты останешься без всего. Потом. Когда ее не станет».
«Уходи! Уходи, прошу тебя».
«Как скажешь, друг мой».
Она никогда не обижалась. Ее невозможно обидеть. Она всегда оказывалась победительницей, всегда правой. Это Ириен знал точно, он ведь был Познавателем.
Он осторожно положил Лукку в яму, прикрыл ее лицо тканью, чтоб защитить от земли. Люди в таких случаях говорили какие-то странные речи, прощались с покойником, но Ириен не знал нужных слов. Он просто вспомнил, как на Йони подарил малышке деревянного конька и как она в благодарность обняла его за шею, прижавшись на миг теплой мягкой щечкой к его щеке. От Лукки пахло пряниками, и она совершенно не боялась своего невеселого соседа-нелюдя. Это было хорошее воспоминание.